Главная » Банк Аллига Тэр » Психофизический потенциал человека

Даосские притчи

 ДАОССКИЕ ПРИТЧИ
     
    Недеянием небо достигает чистоты, недеянием земля достигает покоя. При слиянии недеяния их обоих развивается [вся] тьма вещей. Неразличимо, неуловимо [они] исходят из ничего; неразличимы, неуловимы, не обладают образом. [Вся] тьма вещей зарождается в недеянии. Поэтому и говорится: "Небо и земля бездействуют и все совершают". А кто из людей способен достичь недеяния?

    * * *
     Цзи Синцзы тренировал бойцового петуха для чжоуского царя Сюаньвана. Через десять дней [царь] спросил: — Готов ли петух к бою?
    — Еще нет. Пока самонадеян, попусту кичится.
    Через десять дней [царь] снова задал [тот же] вопрос.
    — Пока нет. Еще бросается на [каждую] тень, откликается на [каждый] звук.
    Через десять дней [царь] снова задал [тот же] вопрос.
    — Пока нет. Взгляд еще полон ненависти, сила бьет через край.
    Через десять дней [царь] снова задал [тот же] вопрос.
    — Почти [готов]. Не встревожится, пусть даже услышит [другого] петуха. Взгляни на него — будто вырезан из дерева. Полнота его свойств совершенна. На его вызов не посмеет откликнуться ни один петух — повернется и сбежит.
    * * *
     Однажды Чжуану Чжоу приснилось, что он — бабочка, весело порхающая бабочка. [Он] наслаждался от души и не сознавал, что он — Чжоу. Но вдруг проснулся, удивился, что [он] — Чжоу, и не мог понять: снилось ли Чжоу, [что он] — бабочка, или бабочке снится, [что она] — Чжоу. Это и называют превращением вещей, тогда как между мною, [Чжоу], и бабочкой непременно существует различие.
    * * *
     Ле, Защита Разбойников, стрелял [на глазах] у Темнеющего Ока: натянул тетиву до отказа, поставил на предплечье кубок с водой и принялся целиться. Пустил одну стрелу, за ней другую и третью, пока первая была еще в полете. И все время оставался [неподвижным], по-добным статуе.
    — Это мастерство при стрельбе, но не мастерство без стрельбы, — сказал Темнеющее Око. — А смог бы ты стрелять, если бы взошел со мной на высокую гору и встал на камень, висящий над пропастью глубиной в сотню саженей?
    И тут Темнеющее Око взошел на высокую гору, встал на камень, висящий над пропастью глубиной в сотню саженей, отступил назад [до тех пор, пока его] ступни до половины не оказались в воздухе, и знаком подозвал к себе Ле, Защиту Разбойников. Но тот лег лицом на землю, обливаясь холодным потом [с головы] до пят.
    — У настоящего человека, — сказал Темнеющее Око, — душевное состояние не меняется, глядит ли [он] вверх в синее небо, проникает ли вниз к Желтым источникам, странствует ли ко [всем] восьми полюсам. Тебе же ныне хочется зажмуриться от страха. Опасность в тебе самом!
    * * *
     Творящий Благо спросил Чжуанцзы: — Бывают ли люди без страстей?
    — Бывают, — ответил Чжуанцзы.
    — Как можно назвать человеком человека без страстей?
    — Почему же не называть его человеком, [если] путь дал такой облик, а природа сформировала такое тело?
    — Если называется человеком, как может он быть без страстей?
    — Это не то, что я называю страстями. Я называю бесстрастным такого человека, который не губит свое тело внутри любовью и ненавистью; такого, который всегда следует естественному и не добавляет к жизни [искусственного].
    — [Если] не добавлять к жизни [искусственного], — возразил Творящий Благо, — как [поддерживать] существование тела?
    — Путь дал [человеку] такой облик, природа сформировала такое тело, — повторил Чжуанцзы. — А ты относишься к своему разуму как к внешнему, напрасно расходуешь свой эфир: поешь, прислонясь к дереву: спишь, опираясь о столик. Природа избрала [для] тебя тело, а ты споришь о том, что такое твердое и белое.
    * * *
     Дядя Дракона сказал Вэнь Чжи: — Тебе доступно тонкое искусство. Я болен. Можешь ли меня вылечить?
    — Повинуюсь приказу, — ответил Вэнь Чжи. — Но сначала расскажи о признаках твоей болезни.
    — Хвалу в своей общине не считаю славой, хулу в царстве не считаю позором; приобретая, не радуюсь, теряя, не печалюсь. Смотрю на жизнь, как и на смерть; смотрю на богатство, как и на бедность; смотрю на человека, как и на свинью; смотрю на себя, как и на другого; живу в своем доме, будто на постоялом дворе; наблюдаю за своей общиной, будто за царствами Жун и Мань. [Меня] не прельстить чином и наградой, не испугать наказанием и выкупом, не изменить ни процветанием, ни упадком, ни выгодой, ни убытком, не поколебать ни печалью, ни радостью. Из-за этой тьмы болезней не могу служить государю, общаться с родными, с друзьями, распоряжаться женой и сыновьями, повелевать слугами и рабами. Что это за болезнь? Какое средство может от нее излечить?
    Вэнь Чжи велел больному встать спиной к свету и стал его рассматривать.
    — Ах! — воскликнул он. — Я вижу твое сердце. [Его] место, целый цунь, пусто, почти [как у] мудреца! В твоем сердце открыты шесть отверстий, седьмое же закупорено. Возможно, поэтому [ты] и считаешь мудрость болезнью? Но этого моим ничтожным искусством не из-лечить!
    * * *
     Учитель Лецзы стал учиться.
    Прошло три года, и [я] изгнал из сердца думы об истинном и ложном, а устам запретил говорить о полезном и вредном. Лишь тогда удостоился [я] взгляда Старого Шана. Прошло пять лет, и в сердце родились новые думы об истинном и ложною, устами по-новому заговорил о полезном и вредном. Лишь тогда [я] удостоился улыбки Старого Шана. Прошло семь лет, и, давая волю своему сердцу, [ уже] не думал ни об истинном, ни о ложном, давая волю своим устам, не говорил ни о полезном, ни о вредном. Лишь тогда учитель позвал меня и усадил рядом с собой на циновке. Прошло девять лет, и как бы ни принуждал [я] свое сердце думать, как бы ни принуждал свои уста говорить, уже не ведал, что для меня истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно; не ведал, что для других истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно. Перестал [отличать] внутреннее от внешнего. И тогда все [чувства] как бы слились в одно: зрение уподобилось слуху, слух — обонянию, обоняние-вкусу. Мысль сгустилась, а тело освободилось. кости и мускулы сплавились воедино. [Я] перестал ощущать, на что опирается тело, на что ступает нога, о чем думает сердце, что таится в речах. Только и всего. Тогда-то в законах природы [для меня] не осталось ничего скрытого.
    * * *
     Свет спросил у Небытия: — [Вы], учитель, существуете или не существуете? — Но не получил ответа. Вгляделся пристально в его облик: темное, пустое. Целый день смотри на него — не увидишь, слушай его — не услышишь, трогай его — не дотронешься.
    — Совершенство! — воскликнул Свет. — Кто мог бы [еще] достичь такого совершенства! Я способен быть [или] не быть, но не способен абсолютно не быть. А Небытие, как [оно] этого достигло?
     
* * *
     Младенец, родившись, способен овладеть речью и без великого учителя, [ибо] живет вместе с говорящими.
    * * *
     Творящий Благо сказал Чжуанцзы: — Ты говоришь о бесполезном.
    — С тем, кто познал бесполезное, можно говорить и о полезном, — ответил Чжуанцзы. — Ведь земля и велика, и широка, а человек ею пользуется [лишь] в размере своей стопы. А полезна ли еще человеку земля, когда рядом с его стопою роют [ему] могилу вплоть до Желтых источников?
    — Бесполезна, — ответил Творящий Благо.
    — В таком случае, — сказал Чжуанцзы, — становится ясной и польза бесполезного.
    * * *
     Циньцзы спросил Ян Чжу: — Выдернул бы ты у себя один волосок, если бы это могло помочь миру?
    — Миру, конечно, не помочь одним волоском.
    — А если бы можно было? Выдернул бы?
    Ян Чжу промолчал.
    Циньцзы вышел и передал обо всем Мэнсунь Яну.
    Мэнсунь Ян сказал: — Ты не проникся мыслью учителя. Разреши тебе [это] объяснить. Согласился бы ты поранить себе кожу, чтобы получить тьму золота?
     — Согласился бы.
    — Согласился бы ты лишиться сустава, чтобы обрести царство?
    Циньцзы промолчал.
    — Рассудим. Ведь волосок меньше кожи; кожа меньше сустава. Однако ведь, по волоску собираясь, и образуется кожа, и кожа, собираясь, образует сустав. Разве можно пренебречь даже волоском, если он — одна из тьмы частей тела?
    — Мне нечего тебе ответить, — сказал Циньцзы. — Но если спросить о твоей речи Лаоцзы и Стража Границы, [они] признали бы справедливыми твои слова; если спросить о моей речи великого Молодого Дракона и Мо Ди, они признали бы справедливыми мои слова.
    Мэнсунь Ян, обратившись к своим ученикам, заговорил о другом.
    * * *
     Янь Юань сказал: — [Я], Хой, продвинулся вперед.
    — Что это значит? — спросил Конфуций.
    — [Я], Хой, забыл о милосердии и справедливости.
    — Хорошо, [но это] еще не все.
    На другой день Янь Юань снова увиделся с Конфуцием и сказал: — [Я], Хой, продвинулся вперед.
    — Что это значит? — спросил Конфуций.
    — [Я], Хой, забыл о церемониях и о музыке.
    — Хорошо, [но это] еще не все.
    На следующий день Янь Юань снова увиделся с Конфуцием и сказал: — [Я], Хой, продвинулся вперед.
    — Что это значит? — спросил Конфуций.
    — [Я] Хой, сижу и забываю [о себе самом].
    — Что это значит, "сижу и забываю [о себе самом]"? — изменившись в лице, спросил Конфуций.
    — Тело уходит, органы чувств отступают. Покинув тело и знания, [я] уподобляюсь всеохватывающему. Вот что означает "сижу и забываю [о себе самом]".
    — Уподобился [всеохватывающему] — значит, освободился от страстей; изменился — значит, освободился от постоянного. Ты, воистину, стал мудрым! Дозволь [мне], Цю, следовать за тобой.
     
* * *
     В Чжэн был Колдун по имени Цзи Сянь. Точно бог, узнавал [он], кто родится, а кто умрет, кто будет жить, а кто погибнет, кого ждет счастье, а кого беда, кого долголетие, кого ранняя смерть, и назначал [каждому] срок — год, луну, декаду, день. Завидев его, чжэнцы уступали дорогу.
    Лецзы встретился с Колдуном и подпал под его чары. Вернувшись же, обо всем рассказал учителю с Чаши-[горы]: — Ваше учение я считал высшим, а теперь познал более совершенное.
    — Я открывал тебе внешнее, еще не дошел до сущности,— ответил учитель. — Как же тебе судить об учении? Если рядом с курами не будет петуха, откуда же возьмутся цыплята? Думая, что постиг учение и [можешь] состязаться с современниками, [ты] возгордился, поэтому он и прочел все на твоем лице. Приди-ка вместе [с ним] сюда, пусть на меня посмотрит.
    Назавтра Лецзы явился к учителю вместе с Колдуном. [Когда они] вышли, [Колдун] сказал Лецзы: — Увы! Твой учитель [скоро] умрет, не проживет и десяти дней. Я видел странное — пепел, залитый водой, Лецзы вошел к учителю, зарыдал так, что слезами оросил одежду, и передал ему [слова Колдуна].
    — В тот раз я показался ему поверхностью земли, — сказал учитель, — без побегов, без движения. Ему, видимо, почудилась какая-то преграда в источнике моей жизненной энергии. Приди-ка снова [с ним] сюда.
    Назавтра Лецзы снова явился с Колдуном. [Когда они] вышли. [Колдун] сказал Лецзы: — Счастье, что твой учитель встретился со мной. [Ему] лучше, полностью появилась жизнь. Я заметил, что энергия проникает через преграду.
    Лецзы вошел к учителю и передал ему [все].
    — На этот раз я показался ему в виде неба и земли, [куда] нет доступа [таким понятиям, как] "имя" [или] "сущность".
    Но источник энергии исходил из пяток. Вот [ему] и почудилось, что мне лучше. Приди-ка снова [с ним] сюда.
    На другой день Лецзы снова явился с колдуном к учителю. [Когда они] вышли, [Колдун] сказал Лецзы: — Твой учитель в тревоге. Трудно читать на его лице. Успокой [его], и [я] снова его навещу.
    Лецзы вошел к учителю и передал ему [все]. Учитель молвил: — На этот раз он узрел во мне великую пустоту без малейшего предзнаменования [чего-либо] и принял ее за признак равновесия жизненных сил. Существует всего девять названий глубин. [Я же] появился в трех: [в виде] глубины водоворота, стоячей воды, проточной воды. Приди-ка снова [с ним] сюда.
    На другой день Лецзы вместе с Колдуном снова явился к учителю. Не успел Колдун занять [свое] место, как в растерянности пошел прочь.
    — Догони его, — велел учитель.
    Лецзы побежал, не смог его догнать, вернулся и сказал: — Не догнал! [Он куда-то] исчез! Потерялся!
    — Я показался ему зародышем, каким был еще до появления на свет, — сказал учитель. — Я предстал перед ним пустым, покорным, свернувшимся в клубок. [Он] не понял, кто [я], какой [я], видел то увядание, то стремительное течение. Вот и сбежал [от меня].
    Тут Лецзы решил, что еще и не начинал учиться, вернулся [домой] и три года не показывался. Готовил пишу для своей жены, свиней кормил будто людей, в резьбе и полировке вернулся к безыскусственности. В [других] делах не принимал участия. Лишь телесно, словно ком земли возвышался он среди мирской суеты, замкнутый, целостный и поэтому [познал] истину до конца.
    * * *
     Вэй Черное Яйцо из-за тайной ненависти убил Цю Ясного, и сын Ясного, Верный, задумал [ему] отомстить. Духом Верный был очень силен, но телом слишком слаб: ел по зернышку, ходил [лишь] при попутном ветре. Даже в гневе не мог поднять оружие, чтобы отомстить. [Но], стыдясь прибегнуть к чужой помощи, [он] поклялся расправиться с Черным Яйцом своей рукой.
    Черное же Яйцо превосходил всех дерзостью и отвагой, силой противостоял сотне мужей, [крепостью] суставов и костей, мускулов и кожи даже не походил на человека: вытянутой шеей отражал [удар] меча, обнаженной грудью — стрелу. Лезвие и острие гнулись и ломались, а на теле [у него] не оставалось ни царапины, ни шрама. Зная свою силу, [он] смотрел на Верного, как на цыпленка.
    — Что ты думаешь делать? — спросил у Верного его друг, Советчик Шэнь. — Ты так оскорблен, а он так пренебрегает тобой.
    — Хочу, чтобы ты мне посоветовал, — проливая слезы, ответил Верный.
    — Слышал я, что предок Великого Совершенного из царства Вэй добыл драгоценный меч иньского царя. С таким мечом один отрок способен отразить три армии. Не попросить ли у него [этот меч]? — сказал Советчик.
    Верный отправился в Вэй и увиделся с Великим Совершенным. Поклонился ему, точно раб-возница, попросил принять в дар жену и детей, а затем обратился со своей просьбой.
    — У меня три меча, выбирай любой, — ответил ему Великий Совершенный. — Но ни одним нельзя убить человека. Сначала расскажу тебе о них. Первый называется Таящий свет. Смотришь на него — и [его] не видишь, взмахнешь им — и не знаешь, коснулся он чего-либо или нет; прозрачен и не имеет граней, рассекает [тело], а тело ничего не ощущает. Второй называется Принявший тень. Если всматриваться в него с северной стороны при смене предрассветного мрака утренней зарей или в сумерках — на грани дня и ночи, то что-то увидишь, но формы не разберешь. [Когда] он кого-то коснется, издает будто украдкой тихий звон, но тело не ощущает боли. Третий называется Закаленный ночью. При свете дня видна его тень, блеска невидно; ночью он блестит, но не видна форма. Коснувшись тела, рассекает его с треком, но рана сразу же заживает, остается лишь боль, к лезвию кровь не пристает. Эти три сокровища передавались [в нашем роду] уже тринадцать поколений, но в деле не бывали. Спрятаны в ларце, и даже печати [с них] не снимали.
    — И все-таки я должен попросить [у вас] последний. — сказал Верный.
    Тут Великий Совершенный вернул ему жену и детей, постился с ним вместе семь дней и на грани вечерней зари и ночной темноты, опустившись на колени, вручил ему меч Закаленный ночью. Верный принял его, дважды поклонился и возвратился домой.
    И тогда Верный отправился с мечом к Черному Яйцу. Тот, как раз опьянев, лежал навзничь под окном. [Верный] трижды разрубил его от шеи до поясницы, но Черное Яйцо не проснулся. Думая, что он мертв. Верный поспешил уйти, но у ворот встретил сына Черного Яйца и трижды его рубанул, рассекая, будто воздух. Сын Черного Яйца расхохотался и спросил: — Что ты так глупо трижды меня поманил?
    Тут Верный понял, что [таким] мечом не убить человека, и, тяжко вздыхая, пошел домой.
    Проснувшись, Черное Яйцо рассердился на свою жену: — Оставила меня, пьяного, непокрытым. Вот у меня и заболело горло, заломило поясницу!
    Сын же его сказал: — Недавно приходил Верный, встретился со мной в воротах, трижды меня поманил, и у меня также заболело все тело а конечности онемели. Он нас сокрушил!
    * * *
     Циньский Мугун спросил Радующегося Мастерству: — Нет ли в твоем роду кого-нибудь другого, чтобы послать на поиски коня? Ведь годы твои уже немалые!
    — У сыновей [моих, вашего] слуги, способности небольшие. [Они] сумеют найти хорошего коня, [но] не смогут найти чудесного коня. Ведь хорошего коня узнают по [его] стати, по костяку и мускулам. У чудесного же коня [все это] то ли угасло, то ли скрыто, то ли утрачено, то ли забылось. Такой конь мчится, не поднимая пыли, не оставляя следов.
    Прошу принять того, кто [знает] коней не хуже вашего слуги. С ним вместе скованный, [я], ваш слуга, носил коромысла с хворостом и овощами. Это — Высящийся во Вселенной.
    Мугун принял Высящегося во деленной и отправил на поиски коней.
    Через три месяца [тот] вернулся и доложил: — Отыскал. В Песчаных холмах.
    — Какой конь? — спросил Мугун.
    — Кобыла, каурая.
    Послали за кобылой, а это оказался вороной жеребец.
    Опечалился Мугун, призвал Радующегося Мастерству и сказал: — [Вот] неудача! Тот, кого ты прислал для поисков коня, не способен разобраться даже в масти, не отличает кобылы от жеребца. Какой же это знаток коней!
    — Вот чего достиг! Вот почему он в тысячу, в тьму раз превзошел и меня, и других, [которым] несть числа! — глубоко вздохнув, воскликнул Радующийся Мастерству. — То, что видит Высящийся, — мельчайшие семена природы. [Он] овладел сущностью и не замечает поверхностного, весь во внутреннем и предал забвению внешнее. Видит то, что ему [нужно] видеть, не замечает того, что ему [не нужно] видеть; наблюдает за тем, за чем [следует] наблюдать; опускает то, за чем не [следует] наблюдать. Конь, которого нашел Высящийся, будет действительно ценным конем.
    Жеребца привели, и это оказался конь поистине единственный во всей Поднебесной!

Даосские притчи скачать полностью 350 kB


Категория: Психофизический потенциал человека | Добавил: alligater (23 Ноя 2008)
Просмотров: 947 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 1
0  
1 марина   (29 Янв 2009 09:46)
Не привлекай на себя огонь противника - это раздражает людей, которые тебя окружают.

Имя *:
Email:
Код *: